Пластическая хирургия становится все более популярной. Однако многие идут на операции, а потом страдают от осложнений — как серьезных медицинских, так и «эстетических» — когда не устраивает результат операции. Для того, чтобы узнать, как выбрать хорошего пластического хирурга и не попасть под нож к непрофессионалу, мы обратились к профессору Александру Ивановичу Неробееву, Главному специалисту Медцентра Президента России, президенту Ассоциации Челюстно-Лицевых Хирургов России, директору медицинского

центра «Арт-Клиник» . — Александр Иванович, Многие потенциальные пациенты пластических хирургов — люди, которые хотят улучшить свою внешность — боятся обращаться в клиники. Боятся потому, что после операции могут возникнуть осложнения, а взять на себя ответственность за них врачи откажутся. Но если сделать пластическую операцию все же необходимо, то к кому следует обращаться?

Первое и, пожалуй, главное правило — узнать больше о клинике, в которую пациент хочет обратиться и о враче, который будет делать операцию. Скажем, если клиника работает на базе городской больницы, «пластический хирург» может иметь основную работу уролога, онколога или даже педиатра. Такие случаи известны, и, конечно, к этим специалистам обращаться не стоит.

То есть, надо узнать — действительно ли врач занимается пластической хирургией, и как давно он ей занимается. О более или менее известных врачах, которые практикуют не первый месяц, информация как правило есть в Интернете. В том числе и отзывы пациентов.

К сожалению, на 80 процентах рекламных проспектов, что мне попадаются, я вижу незнакомые лица хирургов. Хотя я член президиума ассоциации пластической хирургии, участвую почти во всех конгрессах, я их никогда не видел. Это не значит, что абсолютно все эти врачи плохо работают. Но, скорее всего, работают недавно.

Второе, на что надо обратить внимание — это оснащение клиники. Если медицинское учреждение находится где-то в подвале, то вряд ли они могут оказывать медицинскую помощь на высоком уровне. Когда врачи вынуждены ютиться в паре маленьких комнат, скорее всего они экономят на всем лечебном процессе. А современная пластическая хирургия — довольно затратное направление медицины. И для пациента, которому в операцию приходится вкладывать немалые деньги, есть смысл, чтобы ее сделали на хорошем современном оборудовании, с использованием одноразовых инструментов, импотрных ниток… К сожалению, у нас в стране нормального шовного материала не выпускают.

Скажем, оборудование для эндоскопических операций, когда через маленькие разрезы поднимается лоб, меняется положение век и бровей, стоит как минимум несколько десятков тысяч долларов. Приборы для ультразвуковой липосакции также обходятся в 40 тысяч долларов. Если такого оборудования нет, врачи говорят: «Да все это ерунда, от таких методик одни осложнения»… Такие высказывания должны настораживать.

— То есть, как я понимаю, «подвальная» косметология и пластическая хирургия возникают, потому что спрос превышает предложение?

Напротив, предложение превышает спрос. Клиник очень много, и не все из них загружены. Возможно, что агрессивная реклама этот спрос даже рождает. Многим врачам кажется, что пластическая хирургия — легкий способ зарабатывания денег, и ради этого они готовы бросить свою основную специальность. Причем, действительно — организовать такое медучреждение сейчас нетрудно — в нашем законодательстве нет четких правил, которым должна соответствовать клиника, занимающаяся пластической хирургией. А те правила, что есть, по понятным причинам не всегда соблюдаются.

— А кто из врачей пытается заработать денег таким образом, хирурги?

Пожалуй, кто угодно — от гинекологов до педиатров. Скажем, ко мне пришла пациентка, которой ввели в губы какое-то вещество. Что ввели, она не знала, кто вводил — долго скрывала. Потом призналась, что это был знакомый гинеколог…

Но дело даже не в специальности. Больше всего надо бояться врачей, которые ездят к своим клиентам как надомные парикмахеры. Кому-то надо увеличить объем губ, кому-то убрать отдельные морщинки. И эти «специалисты» с готовностью делают уколы.

— Вводят гиалуроновую кислоту?

Да никто не знает, что они вводят. Гиалуроновая кислота — довольно дорогой препарат. И поверить, что ввели именно ее можно только если при тебе разобьют ампулу. Но и это не гарантия.

— Получается, делать все косметологические процедуры надо только в клинике, проверенной клинике, которая давно работает, и не у урологов или гинекологов…

Да, но и даже если эти два условия соблюдены, обязательно нужно составлять договор. Любое вмешательство, даже укол — все эти отношения между врачом и пациентом должны быть зафиксированы юридически. Если вам не предлагают заключить договор — от этой клиники надо бежать.

Ко мне нередко приходят пациенты, которым сделали неудачные операции. Я прошу принести хоть какие-то документы из клиники, на что мне отвечают, что никаких документов нет. В одних случаях бумаги обещали дать, но не дали, а в других вовсе говорят: «Вы у нас не лечились, карточки такой у нас в регистратуре нет, в первый раз вас вижу».

А ведь даже укол «Ристилайна» — гиалуроновой кислоты — нужно делать с информированного согласия пациента.
Человек должен прочитать, какие возможные осложнения, какая степень ответственности врача, кто будет лечить эти осложнения.

Вводят такие врачи, к сожалению, что под руку попадется. Например, одной моей пациентке исправляли форму ног, и ввели свечной парафин. Девушке было тогда 18 лет. Прошло еще десять лет, и мы до сих пор с ней работаем. Там были язвы на ногах, мы сделали серию серьезных операций, восстановили вены… Но в юбке она ходить уже никогда не будет. И у нее тоже не было никаких документов, а ведь эти люди действительно должны были ответить перед судом за то, что сделали.

— Насколько я понимаю, вам нередко приходится выступать в роли эксперта, оценивать вред, причиненный здоровью пациентов…

Да, я являюсь экспертом по Москве и рассматриваю много сложных дел, и этот вопрос знаю «изнутри». Поэтому без договора на операцию соглашаться нельзя. Пациент ставит свою подпись примерно под следующим текстом: «Мною получена информация о процедуре, которая мне предстоит, все вопросы мне разъяснены, о возможных осложнениях я предупрежден, выражаю согласие на операцию, проводимую хирургом ‘Ивановым'».

То же самое должно быть написано и про укол. Инъекция, скажем, в губы стоит 200 и более долларов. А сама процедура занимает пять минут. Укол могут сделать не только врачи, но и медсестры или люди вообще никакого отношения не имеющие к медицине. И если нет соответствующей бумаги, что они туда вводят, остается лишь догадываться. На бумаге должна стоять печать учреждения и разборчивая подпись врача. Не та закорючка, которую любят ставить все медики, а его фамилия. Только тогда можно что-то требовать.

И пусть даже у клиники нет шикарного дорогого оборудования, огромного помещения, но есть договор — это в некотором смысле хороший знак.

А каким, по вашему, спектром процедур занимаются «хорошие» и «плохие» клиники?

Хорошая клиника не ограничивается двумя-тремя видами процедур — она занимается довольно большим набором медицинских услуг: там врачи оперируют на лице, в области живота. И хорошо, если берутся за более-менее сложные случаи и исправляют огрехи других людей.

Хотя, конечно, бывают и шарлатаны, которые берутся за все, не умея практически ничего. И тут есть важный момент — врач не должен уговаривать пациента на операцию. Это пациент должен убеждать врача…

На операцию люди,
в основном, идут из-за двух разных мотиваций. Первая — это когда человек начинает замечать, что он стареет. Что-то неприятное о его внешности говорят люди вокруг, и такое желание как бы созревает. А вторая группа пациентов — психически неуравновешенные люди. Например, женщины климактерического возраста. С одной стороны, именно в это время появляются первые признаки старения — первые морщины, опускается кожа. С другой стороны, такие пациентки очень ранимы, и стоит им услышать обидное слово про свою внешность, они могут «зациклиться» на этой проблеме.

Полно случаев, когда они придумывают себе операцию, приходят к врачам. А поскольку, как я уже говорил, предложение превышает спрос, класть их на операционный стол готовы хоть на следующий день, просят оставить домашний телефон, а потом звонят: не решилась ли женщина окончательно.

Но надо помнить, что к пластическому хирургу приходит здоровый человек. И хороший врач не будет заискивать перед пациентом, а узнает его мотивацию — что его не устраивает, какого результата он ожидает. Ведь после операции, уже через двадцать минут, пациент будет чувствовать себя больным. У него будет повязка, небольшое кровотечение. Если изменяли форму груди — трудно поднять руки, если делали лицо — повернуть шею, когда работали с веками — трудно открыть глаза.

То есть пациент добровольно идет на ухудшение своего физического и, как следствие, морального состояния. А если, опять же, климакс, ранимая психика, то в послеоперационном периоде может развиться мания: женщина постоянно подходит к зеркалу и видит, что отеки, покраснения и другие последствия операции не проходят. Да, не только женщины — известны случаи, когда юноши после операции приходят и говорят: «Соперируйте меня заново, все надо мной будут смеяться, сделайте мне наркоз, а если не получится — усыпите». Молодому человеку, который сказал это, оперировали нос. И, видимо, хирург не предупредил его, что восстановительный период будет долгим, всю предстоящую зиму на морозе нос будет краснеть.

Поэтому врач должен старательно объяснять, какие будут негативные последствия — боли, отеки, покраснения… Нет операций, которые со стопроцентной вероятностью и немедленно приводят к улучшению. Даже укол — в момент укола или после него больно…

После консультации врач должен дать отсрочку пациенту: «Идите домой, подумайте, проконсультируйтесь с другими специалистами. И если вы окончательно решите, что операция вам нужна, приходите снова».

— Получается, хорошие врачи не боятся отправлять больных к «конкурентам»?

Конечно.
После того, как пациенты проконсультируются с другими врачами, гораздо проще с ними работать. И никто из них не сможет сказать, что хирург уговорил его на ненужную операцию.

— А есть ли операции, которые «любят» недобросовестные хирурги и, наоборот — процедуры, которых они избегают?

К сожалению, «плохие» и «хорошие» клиники могут браться за одни и те же операции, но делать их по-разному. Скажем, подтяжку лица можно произвести только за счет кожи, а можно затронуть и более глубокии ткани. В первом случае «эффекта» хватит максимум на полгода, а во втором — на восемь-десять лет. И, что самое печальное, разрез в этих случаях будет абсолютно одинаков — поэтому недобросовестных врачей сразу не вычислишь. Только через несколько месяцев, когда состояние кожи вернется к первоначальному, все станет ясно.

С другой стороны, только хорошие специалисты возьмутся за устранение последствий травм, например автомобильных; за работу с осложнениями от других операций и так далее.

— Но есть же законные механизмы защиты. Например, на Западе зачастую пациентов страхуют от определенного спектра осложнений, который характерен для каждой процедуры. Работают ли страховщики в косметологии у нас?

К сожалению, у нас косметологию и пластическую хирургию не страхуют. Это плохо. Многие иностранные пациенты, приезжая к нам, спрашивают: «Где гарантии, где страховка?» Понятно, что стопроцентных гарантий не может дать ни один врач в мире. В США даже договор между врачом и пациентом начинается примерно так: «Согласно постановлению Верховного Суда я предупрежден, что любое оперативное вмешательство может закончиться смертью».

С другой стороны, в этом же договоре указывается, что возможные осложнения операции будут вылечены не за счет пациента, а по страховке или на средства клиники.

Пункта договора о возможном летальном исходе у нас в России, конечно, нет. А лечение осложнений хорошая клиника, безусловно, и здесь берет на себя. По нашим законам пациент имеет право потребовать компенсации через суд, однако уважающие себя специалисты до суда дело не доводят.

Ведь врач с пациентом должны быть дружески настроены по отношению к друг-другу. И если врач кричит на больного: «Ты сам виноват, не соблюдал режим, не принимал лекарства «, это неправильно. Пластический хирург должен всегда быть на стороне пациента и помнить, что до операции к нему пришел здоровый человек.